Город Самара.

     Особую теплоту местным достопримечательностям придают не менее запоминающиеся неофициальные имена. Трехголовый памятник революционерам на Красноармейской именуется «Змей Горыныч», огромный жилой дом у Дворца Спорта известен как «Шанхай», а рядом стоящий цирк у меня ассоциируется с «Фрицевской тюбетейкой». Завершающий улицу Л.Толстого, стеклянный Железнодорожный вокзал, равного которому я еще нигде не видел, несет весьма двусмысленное имя «Конец Льва Толстого», а состоящий из 3-х круглых башен комплекс у памятника Ладья - «Три самовара». Монумент с венчающим ее строителем коммунизма, держащим над собой пресловутую галочку, получил сразу 2 народных прозвища «Паниковский с гусем» и «Монумент «Крыльям Советов», вышедшим в высшую лигу».

     Однако чаще всего в далекой Москве я вспоминаю «Три вяза» - скромный скверик у моей старой и ныне закрытой школы, где прошли мои счастливые юные годы и где я стараюсь хоть ненамного побывать и почувствовать себя в родной городе.

     Возвращаясь в Самару, я всегда стремлюсь вновь пройти по знакомым местам бывшего Куйбышева, заглянуть в тесный дворик старинного дома на Некрасовской, в темном и страшном подвале которого мы пацанами искали приключений на свою пятую точку, и где теперь располагается одноименный рок-клуб, где получают свои острые ощущения нынешние молодые. Жизнь продолжается, и я рад посидеть рядом с ними в уголке, слушая заезжих бардов, панков или волынщиков. Однако не все происходящие изменения и переименования так уж приятны моему сердцу.

     Проходя по Куйбышевской, я уже не могу выбрать себе фильм по вкусу в кинотеатрах Молот и Ленинского Комсомола, столь любимых нашей школьной кампанией не только за классные мультики, но и восхитительный пломбир в вафельных стаканчиках, с которым не сравнится никакой Баскин-Роббинс. Теперь там роскошные магазины и рестораны, куда уже просто так не завернешь.

     Впрочем, дойдя до площади Революции и свернув у нелепого каменного идола на улицу Венцека, сразу же попадаешь в заброшенный мир, незаметный многочисленным летним туристам, для которых теперь по парадным облагороженным улицам расчерчены красные линии, дабы они ненароком не свернули в грязные и запущенные дворы разваленных деревянных клоповников, не подвергавшихся ремонту с позапрошлого века.

     Остатки прежней роскоши осыпаются с облупленных фасадов каменных особняков прежней знати, на месте украденных атлантов зияют остатки арматуры, а разъезженные мостовые, будто специально подготовлены для экстремального вождения. За модерновыми фасадами многочисленных банков на Агибалова громоздятся кучи неубранного мусора на Никитинской, а на Братьев Коростелевых уже не зайдешь, как прежде, в снесенную детскую художественную школу к своим старым учителям-художникам.